Матрилинейность
«Мужчины боялись, обожали и подчинялись матриарху»²². Она заводила любовников, но для своего удовольствия, а не для того, чтобы обеспечить своих детей отцом, ранняя женщина не видела в этом необходимости. Как только значимость коитуса для родов была признана как мужчинами, так и женщинами, статус мужчин постепенно улучшился. Королева племени, или матриархиня, затем выбирала супруга, который «получал исполнительную власть только тогда, когда ему было разрешено замещать королеву».²⁸
Когда король был таким образом заместителем королевы, он носил её одежды, надевал на себя накладную грудь и, как символ власти и авторитета, заимствовал у королевы лунный топор, критский королевский символ, а также эмблему гинократии во всем мире. Король продолжал удерживать свой пост только по праву брака с наследственной королевой, а трон оставался матрилинейным даже в поздние исторические времена, спустя много времени после триумфа патриархата. «Король оставался под опекой королевы, — пишет Грейвс, — ещё долго после того, как прошла фаза матриархата»; и ещё долго, очень долго после того, как королевы были заменены королями, «король получал свои права» не от своего отца, а от матери или жены. «Он берет жену не для того, чтобы рождать наследников, ибо сыновья его не наследуют ему; он берет жену для того, чтобы получить власть» и узаконить своё право на престол. ²⁵
Король всегда выбирался из числа лиц, не входящих в королевскую семью, передача наследства переходила от королевы к дочери, и «коронация короля полностью заключалась в церемонии бракосочетания с королевой».²⁶ Короли, состоящие в браке, в конечном итоге искали способы сохранить трон и разработали с этой целью множество схем. Инцест внутри королевской семьи стал одним из методов: король после смерти жены женился на собственной дочери-наследнице или устраивал брак своего сына с ней, что объясняет широко распространённый обычай браков между сёстрами и братьями среди королевских семей исторических времён.²⁷ Римляне основали колледж весталок, чтобы содержать наследниц и отговаривать посторонних от попыток занять матрилинейный трон посредством брака с королевскими дамами. О том, что эта уловка не всегда удавалась, свидетельствует случай весталки Реи Сильвии, которая, несмотря на все предосторожности, стала матерью царя Ромула. В Палестине царь Давид основал царский гарем с той же целью — изолировать женщину из законного царского дома Саула и сохранить монархию в своей семье.
«Широко распространённый закон женского происхождения лежит глубоко в истории общества», — пишет Тайлор.²⁸ Было вполне естественно, что в мире, где отцовство было неизвестно, наследование должно было ограничиваться женской линией. Но этот материнский приоритет не объясняет, почему сыновья женщины, несомненно её собственные дети, как и её дочери, были исключены из наследства. Это также не объясняет, почему это матрилинейное наследование, или матрилинейность, должно было продолжаться, как это было, ещё долго после установления патриархата даже в исторические времена. «Род», — говорит Морган, — «состоял из прародительницы женского пола и её детей, а также детей её дочерей и её потомков женского пола по женской линии навечно. Дети её сыновей и всех её потомков мужского пола по мужской линии исключались."²⁹
«Происхождение по женской линии, — писал Эрнст Курций, — признаётся и по сей день в Индии; оно существовало у древних египтян; а за пределами Востока оно появляется у этрусков, критян, ликийцев и среди афинян. Было бы ошибкой, - предупреждает этот святоотеческий тевтон девятнадцатого века, - принять этот обычай как дань уважения женскому полу! Он скорее укоренён в первобытных обычаях и первобытном обществе».⁸⁰
Рассказ Геродота о матрилинейности среди ликийцев того времени хорошо известен. Но через три столетия после Геродота Полибий сообщает, что в Локри, ближайшем соседе с Аттическими Афинами, матрилинейность преобладала даже в это позднее время: «Сами локры уверяли меня, что вся родовая знать у них происходит от женщин, а не от мужчин».³¹
Об универсальности матрилинейности у всех народов свидетельствует тот факт, что она еще сохранилась в ХХ веке нашей эры в Океании — та обширная территория мира, где матриархальные обычаи сохранились до наших дней. «Согласно правовым принципам меланезийцев… только люди, происходящие по женской линии от первоначальной прародительницы, имеют право на гражданство, наследственные права на территорию и т. д.», — сообщает Малиновский. ³² А Мантегацца пишет: «До появления христианских миссионеров полинезийцы были типично матриархальным народом. По закону женщины находились в гораздо более высоком положении, чем мужчины... а происхождение и наследование определялось по женской линии».^{S3(неопознанная ссылка)} Согласно Баку, эти условия до сих пор преобладают в полинезийском Самоа и Тонге;³⁴ а Бенедикт сообщает о подобных обычаях среди индейских племён Зуни в Северной Америке. ³⁵
Многие мифы и сказки о прекрасных девушках, которые, подобно Спящей красавице, заперты в башнях или темницах или охраняются свирепыми драконами, основаны на универсальном институте матрилинейности. Прекрасная дева всегда является потомственной принцессой, за руку которой в браке перейдёт королевство, лишая её родственников-мужчин, которые поэтому стремятся сохранить её одинокой. «Не менее распространённая сказочная тема безземельного молодого принца, который ухаживает за принцессой и вместе с ней завоёвывает королевство, также является памятником матрилинейности. Безземельный молодой принц — лишённый наследства отпрыск матрилинейной династии, который должен отправиться искать счастья в другом месте — женившись на наследнице, в то время как его сестра остаётся дома на троне и выбирает среди конкурирующих претендентов на её руку и её земли.
Страбон, писавший в первом веке нашей эры, сообщает, что кантабрийцы, как и египтяне, ограничивали наследство дочерями, которые «имели обязанность снабжать своих братьев приданым».³⁶ А Диодор Сицилийский несколько лет спустя заявил, что в его время «только дочери наследуют в Египте».³⁷ В Лидии, Ликии и Карии, также в поздние исторические времена, дочь наследовала, независимо от того, сколько у неё было братьев. В Ликии царю Беку Лерофонту наследовала его дочь Лаодамия, исключая его многочисленных сыновей. А в Лидии в шестом веке до нашей эры царица Кандавла убила своего мужа и посадила на трон своего возлюбленного Гигеса, ещё раз доказав, что трон достался царице, а не её супругу. Троянская война велась из-за Елены не потому, что Менелай был ревнивым мужем, а потому, что Елена была наследственной царицей, без согласия которой ни один царь не мог править в Лакедемоне.
Ещё в пятом веке до нашей эры персидские цари занимали трон путём заключения брака с царственной принцессой. Геродот сообщает нам, что великий царь Кир был «сыном общего отца» и «скромным во всех отношениях персидским подданным, однако он женился на дочери царя, Астиаге» и, таким образом, стал царем Персии.⁸⁸ Его преемник, Дарий, также получил этот титул благодаря браку с Атоссой, дочерью Кира. Когда в свою очередь умер Дарий, царем стал не его старший сын Артабазан, а мальчик Ксеркс, сын царицы Атоссы от бывшего нецарственного мужа.
Кандес — это имя или титул наследной царицы Нубии со времен Геродота до времен Диона Кассия, на протяжении почти восьмисот лет. Страбон, писавший в 7 году до н.э., описывает Кандес своего времени, которую он действительно видел, как «женщину мужского типа, слепую на один глаз».⁸⁰ Далее Страбон сообщает, что эта одноглазая царица лично руководила десятитысячным войском в битве против римского наместника Египта Пубия Петрония. Кандес упоминается Плинием Старшим и Сенекой в 62 году нашей эры. Кандес Сенеки, без сомнения, упоминается в Деяниях Апостолов, где обсуждается обращение Филиппа в «евнуха, обладавшего великой властью под властью царицы Кандес». Нубия, древняя Эфиопия, современный Судан, в древности была колонией Египта, населённой египтянами.
Финикийская царица Дидона была той, кто основала великий город-государство Карфаген и правила им до своей смерти, и за которой следовала череда цариц, произошедших по прямой линии от неё. Легенда и Вергилий говорят, что отцом одной из ее дочерей-цариц была Эней, направлявшийся в Италию после Троянской войны, и что именно его отказ остаться в Карфагене и стать её супругом заставил прекрасную Дидону броситься со стен её города. Как бы то ни было, гинархия Карфагена несколько столетий спустя могла стать причиной одержимости Катона идеей о том, что Карфаген должен быть разрушен: Carthago delendum est (латин.) – фраза, которой он заканчивал каждую свою речь в Сенате. Катон был ярым антифеминистом и отвечал за воконианские законы поздней республики, которые временно лишили римских женщин некоторых из их древних прав и привилегий.⁴⁰ Временно, поскольку законы были отменены во времена империи и не восстанавливались до христианской эры, но затем снова появились в гораздо более жёсткой форме.
В современной Гане, соседке древнего Карфагена, «подобно Дидоне, царицы Акан обладали властью с незапамятных времен; и, как финикийская и карфагенская богиня Танит, богиня Акан Ньяме породила вселенную без партнера-мужчины».⁴¹
В Египте, как и в остальном древнем мире, трон передавался по женской линии, фараоном становился муж наследницы. Именно по этой причине браки брата и сестры были скорее правилом, чем исключением в египетской царской семье. Но брат царствовал только с согласия наследницы, его сестры-жены. Иногда законная наследница отказывалась дать своё согласие, как это было в случае с Нитокрисой из шестой династии, которая, как сообщает нам Манефон, правила как абсолютная монархиня; и то же самое, вероятно, произошло с неизвестной женщиной из Саккары, чья недавно обнаруженная гробница утверждает, что она была сильным и могущественным фараоном своего времени. ⁴²
Так было и с царицей Хатшепсут, дочерью Тутмоса I, которая была замужем сначала за своим старшим братом, а затем, после его смерти, за своим младшим братом. Во время обоих этих браков Хатшепсут безраздельно правила как фараон, и ее долгое и славное правление считается одним из лучших часов в истории Египта. Великовский очень интересно и убедительно отождествляет ее с царицей Савской, посетившей Соломона.⁴³ После смерти Хатшепсут ее брат-муж взошёл на трон как Тутмос III, возможно, женившись на своей племяннице, и сразу же вверг свою страну в череду кровопролитных завоеваний.
Роулинсон и Джеймс Брестед, которым следовало бы знать лучше, считают правление Хатшепсут актом узурпации. Брестед называет ее «агрессивной», а ее захват трона «чудовищным».⁴⁴ А Роулинсон описывает ее как «женщину огромной энергии, мужественного ума, умную, мстительную и беспринципную».⁴⁵ Однако доказательства матрилинейной преемственности были простыми и недвусмысленными даже в их время. Оба этих викторианских учёных, воспитанные в патриархальной традиции, согласно которой женщины считаются недееспособными, перефразируя одну знаменитую даму,⁴⁶ были неспособны признать это, естественно предполагая, что женщины всегда были ничтожествами, в которых их превратил викторианский мужчина, и что, следовательно, Тутмос II и III были неправомерно лишены прав своей сестрой. Однако учёные двадцатого века увидели истину и открыто признали её, как и древние.
Самый последний из фараонов, Клеопатра, царица Египта в столетии, непосредственно предшествовавшем христианской эпохе, также была замужем за своим братом, но именно она была признана фараоном и абсолютной правительницей своего народа. Именно с ней Антоний и Цезарь пытались привлечь Египет на свою сторону в гражданской войне в Риме. И именно она, кстати, чистокровная блондинка-македонская гречанка, а не знойная полукровка, какой ее представляют современные социологи и киномагнаты, вела свой флот в битве при Акциуме. Октавиан, выигравший эту битву и за эту победу провозглашенный императором Августом, был родственным племянником (то есть по женской линии) Юлия Цезаря. А самого Августа годы спустя на императорском троне сменили потомки его жены Ливии, причём его собственные родственники по мужской линии были исключены из престолонаследия.
Ливий сообщает нам, что первые римские племена возглавлялись женщинами,⁴⁷ а Тацит, что великая императорская семья Клавдиев произошла от славной прародительницы Клавдии Квинты, чья святыня почиталась в его время.⁴⁸ Марк Аврелий стал императором через брак с Фаустиной, дочерью Фаустины Старшей и Антонина Пия. Младшая Фаустина была известной прелюбодейкой, но Марк Аврелий отказался последовать совету Сената и развестись с ней, потому что, по его словам, «если я расстанусь с Фаустиной, мне придется расстаться с ее приданым, которым является Римская империя».⁴⁰
Печальным комментарием к «улучшению» морали, привнесенной христианством, является тот факт, что всего через два столетия после Марка Аврелия первый христианский император Константин сварил заживо свою невинную молодую жену просто по подозрению в прелюбодеянии. И женоненавистничество Константина — это действительно большой скачок по сравнению с древним Шумером, когда действовал указ, согласно которому мужчина, уличенный в прелюбодеянии, должен умереть, а женщина должна выйти на свободу. «Она должна будет заявить о своей невиновности и вернуться с миром в свой дом, — говорится в тексте, — и её муж должен будет встретить её», как гласит закон. ⁶⁰
Сам Константин, как и Марк Аврелий, был бенефициаром матрилинии, завоевав империю благодаря женитьбе на Фаусте, дочери императора Максимиана.
Матрилинейство преобладало в Европе среди всех слоев населения вплоть до позднего средневековья, когда тевтонское и/или церковное право наконец восторжествовало над старой кельто-римской правовой системой. Генри Халлам указывает, что дочери наследовали земли и титулы наравне с сыновьями еще в четырнадцатом веке во Франции, несмотря на Салический закон тевтонских франков, который исключал женщин по прямому происхождению.⁵¹
Монтескье предполагает, что закон Салика был неправильно истолкован современными историками. «Если бы Салический закон вообще лишал дочерей права наследовать землю, — пишет он, — было бы невозможно объяснить истории, формуляры и хартии, в которых постоянно упоминаются земли и владения женщин».⁵² Примечательно, что даже в соответствии с законом Салика, который отдавал предпочтение сыновьям перед дочерьми, сестры имели преимущество перед братьями, как и сёстры матери над сёстрами отца. «Сестра матери, — пишет Монтескье, — была связью, в которой было что-то нежнейшее». ⁵³
Таким образом, мы видим, что сестринский приоритет, который, как мы обнаружили, преобладал от современной Полинезии до древней кельтской Европы, преобладал также среди «варварских германцев», как их называет Монтескье. Если даже в исторические времена немцы-антифеминисты наделяли супружеские отношения аурой святости, то насколько более священными должны были быть отношения матери и дочери, прежде чем было обнаружено, что эти линейно более близкие отношения угрожают правам собственности мужчин.
У франков и саксов, обоих тевтонских народов, дочери наследовали, когда не было сыновей, и дочь имела преимущество над сыном сына.⁵⁴ Наследование по отцовской линии и исключение женщин, которые в современном обществе считаются само собой разумеющимися, на самом деле являются совсем недавними нововведениями. Однако горе, которое они причинили, неисчислимо. Часто упоминалось продолжительное горе Виктории Саквилл-Уэст, которая в 1925 году не смогла унаследовать свой любимый родовой дом Ноул, потому что закон постановил, что дальний родственник ее отца мужского пола имел приоритет над дочерью. Эта несправедливость была принята большинством как непреложный закон; однако всего несколько сотен лет назад, согласно саксонским законам, леди Виктория считалась единственной и законной наследницей своего отца, его титула и поместий.
В Соединенных Штатах, где у нас никогда не было поместий (Декларация прав Вирджинии запретила их в колониальные времена), тем не менее, принято, что сын наследует большую часть богатства и собственности своего отца как отпрыск, который «продолжит имя» — абсурд, не имеющий себе равных в длинных анналах человеческих абсурдов. Для чего это «имя»? Дочери, как и сыновья, рождаются с этим, и в справедливом обществе дочери и их дети могли бы сохранить и увековечить это, как они часто делали в Средние века и настолько далеко в истории, насколько это возможно.
Даже в восемнадцатом веке великое имя Черчилля было увековечено через дочь, а не сына, первого герцога Мальборо. Именно ее дети сохранили и продолжили герцогский титул и имя Черчилля, а имя их отца, Спенсера, заняло второе место и, наконец, было практически исключено величайшим из Черчиллей, сэром Уинстоном.
Современное право последних нескольких столетий принизило статус женщины даже ниже статуса тевтонских женщин варварских германцев позднего средневековья и намного ниже статуса кельтов, среди которых, как писал Тацит, «не было никакого различия по признаку пола».⁵⁶ Как показывает Ветхий Завет, хотя и непреднамеренно, даже среди евреев матрилинейность преобладала в исторические времена.

Матрилинейность в Библии
«Сара стояла выше своего мужа Авраама», — гласят иудейские предания. Авраам был обязан своими отарами и стадами, а также своим положением вождя племени своей жене Сарре.⁵⁶ Из легенд ясно, хотя и не совсем очевидно из книги Бытия, что Сара была халдейской царевной, которая даровала Аврааму статус, выйдя за него замуж. На то, что она была более важным персонажем, намекают в Ветхом Завете и совершенно ясно говорится в легендах. «Иудейские легенды» представляют собой сборник старых еврейских традиций, сохранившихся в умах людей после того, как Пятикнижие было подвергнуто радикальному редактированию более поздними патриархами, и представляют, таким образом, гораздо более точный взгляд на ранний иудаизм.
В легендах говорится, что «смерть Сары была большой утратой для ее страны. Пока она была жива, все шло хорошо в стране. После ее смерти наступило смятение».⁵⁷ А смятение не наступает после смерти простого супруга.
Дело в том, что Авраам был «просто супругом».* Его племя изначально было племенем Сарры, и именно ей было дано предполагаемое обещание Бога — что она создаст великий народ. Согласно легендам, когда Сарре сообщили, что Авраам находился в горах и готовился принести в жертву Исаака, или Израиля, как его стали называть, «она обратилась в камень» и умерла на месте.⁶⁸ Таким образом, она так и не узнала, что Бог остановил руку Авраама и что ее сын выжил. Евреи получили свое имя «израильтяне» не от отца Авраама, а от сына Сарры Исаака, или Израиля. В патрилинейном обществе имя сына не заменяло бы имя отца, и евреи были бы известны как аврамиты, а не израильтяне. И только в матрилинейных обществах имя матери позже было заменено именем сына.
Исследователи Талмуда, все они — еврейские раввины, давно признали, что матриархини, Сара, Ревекка, Рахиль и Лия, были более важными людьми, чем их супруги, Авраам, Исаак и Иаков.⁵⁹ Однако постэксильские патриархальные редакторы Ветхого Завета скрывали этот факт очень успешно. По этой причине является любопытным то, что по крайней мере одной важной царице Израиля было позволено сохранить свое положение и значение в Ветхом Завете: Девору оставили, какой она всегда и была, «с властью над сильными».
В Ветхозаветной Книге Судей Девора является судьей в Израиле и сама заявляет о своем статусе главы племени: «Я, Девора, восстала матерью в Израиле». «Дети Израиля пришли к ней на суд», — говорится в Книге Судей 4:4. Она послала за своим полководцем Бараком и приказала ему сражаться во главе десяти тысяч против Сисары Хананеянина. Таким образом, она была не только судьей и главой племён Израиля, но также была главнокомандующей армий и правительницей своего народа. Эта часть Ветхого Завета, вероятно, дает точную картину древних царств; однако правление Деворы произошло в исторические времена – в первом тысячелетии до н. э.
Христианские толкователи Библии, пришедшие в ужас от идеи правящей царицы в историческом Израиле, передали судейство Бараку и сделали Девору простой «пророчицей», подчиненной Бараку. Но это не так, как говорит Библия. И в этом случае, по крайней мере, можно доверять Библии.
Итак, почему патриархальные редакторы не изменили историю Деборы? Ответ прост: история Деворы оставлена целиком и неотредактирована, потому что она содержит самую ценную литературную жемчужину евреев — Песнь Деворы, самое раннее художественное произведение полуграмотного народа. Позднейшие редакторы не изменили бы это стихотворение так же, как современные редакторы не изменили бы ни слова из монолога «Гамлет». Другие, и, возможно, более важные царицы могли быть принесены в жертву делу мужского превосходства, но не Дебора и ее песня.
Зигмунд Фрейд был «удивлен» (по его словам), услышав, что, как говорит Тейт, в пятом веке до н. э. Еврейская колония в Верхнем Египте недалеко от Элефантины все еще поклонялась древнему и оригинальному еврейскому божеству, богине Анат.⁶⁰ Если бы Фрейд был знаком со своей национальной литературой, он, возможно, был бы еще более удивлен, прочитав в Книге Судей, что примерно во времена Гомера в Израиле правила царица.
Несмотря на весь свой ужас перед инцестом, евреи все же женились на своих родственницах по династическим причинам, как в случае с Нахором и Иохаведой, которые женились на своих уважаемых тетках – сестрах своего отца, а не матери, следует отметить. Ибо у ранних евреев, как и во всех древних обществах, родство считалось только по линии матери. Родственники по отцовской линии не считались кровными родственниками. По этой причине брак между братьями и сестрами одного отца, но разных матерей не считался инцестом. Как сказал Демосфен, великий оратор классической Греции, об одном из своих посетителей: «Он законно женился на своей сестре, поскольку она не была его сестрой от одной матери».⁶¹
В Новом Завете, как и в Ветхом, матрилинейность снова поднимает свою августейшую голову, несмотря на все усилия редакции отрубить ее. Ибо очевидно, что родословная Иисуса, предложенная в Евангелии от Матфея, изначально и правильно была родословной не Иосифа, а Марии. Своим авторитетом и царской кровью Иисус был обязан своей матери Марии, которая была «потомком племени Иуды и царского дома Давида».^{G2(неопознанная ссылка, возможно 62)}
Только в Евангелии от Луки упоминается происхождение Марии, тогда как в других Евангелиях генеалогия Марии передается Иосифу. Однако, согласно христианской вере, Иосиф не принимал участия в зачатии Иисуса. Как же тогда Иисус мог проследовать родословной Давида через Иосифа, который не был его отцом? Сложная генеалогия Иосифа, реконструированная у Матфея, которая, по-видимому, описывает происхождение Иисуса и неудачно заканчивается словами: «Мафан родил Иакова, а Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от которой родился Иисус», напоминает одну из старых «грубых» шуток: селянин направляет заблудшего путника в его гостиницу, и после запутанных и длинных указаний селянин завершает неубедительно: «Там есть отель, но это не он».
И Иосиф не был «этим». Согласно преданию Нового Завета, легенды об Иисусе и Марии, передаваемые из уст в уста их соседями: «Мафан родил Анну, родившую Марию, от которой родился Иисус, называемый Христом». И эта генеалогия имеет гораздо больше смысла, чем библейская, которая ведёт потомков Давида к тупику – Иосифу, «мужу Марии».
В легендах Ирода обвиняют в том, что он уничтожил семейные записи Марии, чтобы скрыть царскую кровь Иисуса.⁶³
Гораздо более вероятно, однако, что перенос генеалогического древа Марии на Иосифа является результатом более позднего редактирования писцами, которым было приказано «приуменьшить значение Марии» в соответствии с новой христианской доктриной Павла о незначительности и расходуемости женщин.

Переводчица: Вероника Б.

Авторка: Э.Гулд