Мифологическая традиция должна быть признана как достоверное и совершенно независимое от воздействия свободной творческой фантазии свидетельство древнего времени, ибо оно подтверждено и проверено исторически бесспорными фактами.

—И. Я. Бахофен

Высшая Богиня
Общечеловеческое стремление "изображать Её и поклоняться Её изображению ознаменовало рождение искусства". "Между 9000 и 7000 до н.э.", согласно Джеймсу Меллаарту, "искусство появляется в Ближнем Востоке в форме статуэток божества – Высшей Богини". По всему миру повторялся Её образ, вырезанный из крохотных птичьих клювов и высеченный из многотонных мегалитов. По сей день археологини и археологи то и дело обнаруживают при раскопках эти символы изначального божества.
Эти символы, как, например, Венера из пещеры Вильденманнлислох возрастом приблизительно семьдесят тысяч лет, считаются одними из первых обнаруженных произведений искусства. Площадь подобных находок простирается от Ирландии до Сибири, покрывает Средиземноморье, Ближний Восток и Северную Африку. Ранние мужчины-археологи, а точнее «антикварии», как их называли в девятнадцатом столетии, пренебрежительно окрестили символы талисманами плодородия. От этой гипотезы, однако, решили отказаться в свете растущего количества свидетельств, указывающих на статуэтки как на первые неуклюжие попытки человека изобразить божественность. В качестве аналогии к предположению о том, что фигурки были талисманами плодородия, можно представить себе цивилизацию в далёком будущем, которая назовёт наши распятия простыми талисманами удачи. "Глядя на эти изящные фигурки, ни у кого не возникнет впечатления, что они предназначены для магического воздействия на репродуктивную функцию", – пишет Ивар Лисснер.
"Неотъемлемость факта поклонения Богине в мегалитической культуре Европы", – пишет Э. О. Джеймс, – "демонстрируется постоянным повторением его символизма в форме статуй-менгиров и других композиций в Бретани, Нормандских островах, и самой Великобритании…". Высшая богиня обладала господствующим влиянием "от Индии до Средиземноморья", а археологические свидетельства "раскрыли уникальное положение, занимаемое Богиней" во всём древнем мире. "В настоящее время становится всё более очевидной значительная роль Богини, которую она сыграла в развитии древних религий от Индии до Палестины, от времён неолита до христианской эры … Культ Богини был самым сильным конкурентом христианства" [авторский курсив].
С момента в 1957, когда была опубликована работа Джеймса, в Анатолии были обнаружены уже новые свидетельства точности его предположений. Доказательства гинархического происхождения нашей цивилизации и первенствующего поклонения женскому божеству, как мы увидим в следующем разделе, поистине поражают воображение. Накопились также свидетельства того, что не все археологические находки женских изображений предназначались для олицетворения богини. Среди символов богини были найдены изображения обычных женщин. Даже в раскопках одного и того же места датируемых одним и тем же периодом не наблюдается универсального стереотипа – фигуры варьируются от стройных и миниатюрных до грубых карикатур на беременность в виде массивных груди, ягодиц и живота. Даже лица отличаются друг от друга разительно – от нечётких и расплывчатых до детализированных выражений мудрости. В Египте, не возникает вопроса о человеческой сути женских изображений, поскольку они были найдены среди мужских аналогичных фигурок. "Статуэтки культуры Нагады I [четвёртое тысячелетие до н. э.], вылепленные из глины и вырезанные из кости, были первыми портретами людей. Примечательно преобладание женских статуэток", – пишет Вольфхарт Вестендорф.
"Примечательный" – слово, неизменно используемое мужчинами-археологами, когда они находят доказательства прежнего господства женщин. "Примечательной" будет и реакция археологинь и археологов восьмидесятого века, занимающихся раскопками руин затерянной цивилизации века двадцатого; ведь даже ничтожные доказательства того, что женщины вообще существовали в последние несколько столетий христианской эры, будут отсутствовать вовсе.
Они обнаружат, что все наши скульптуры изображают мужчин, все наши монеты имеют мужские лица, стены наших общественных зданий носят мужские имена, а все наши архивы, случайно сохранившиеся в подземных пещерах, будут рассказывать исключительно о мужских поступках. Записи о прежнем существовании женщин в археологических находках будущего будут такими же редкими, как записи о мужчинах в доисторической археологии сегодняшнего дня. Рано или поздно один из мужчин-археологов будущего выдвинет головокружительную теорию о том, как человек был способен воспроизводиться партено- или антропогенетически и, подобно древним амазонкам, только мужского пола, убивал своих новорождённых девочек и выкармливал лишь младенцев мальчиков.


Матриархальная Теория

"Удивительно", как каждый из множества различных высококвалифицированных мужчин-археологов в блистательной серии книг «Ancient Peoples and Places» («Древние народы и места») выражает своё изумление обнаруженным им свидетельствам того, что женщины когда-то занимали господствующие позиции во всех изучаемых регионах от Ближнего Востока до Ирландии. Каждый из них пишет об этом, словно доминирующее положение женщины в древности было чем-то уникальным и присущим исключительно его археологической территории. Тем не менее, в совокупности эти археологические находки доказывают, что превосходство женщин было явлением универсальным, а не локализованным.
Бахофен увидел истину нашего гинекократического происхождения даже без помощи археологических открытий современности. В девятнадцатом столетии, основывая свои заключения исключительно на исследованиях "древних авторов, на мифах, сохранившихся обычаях, географических названиях и языке", он писал: "Все [свидетельства] рисуют единую картину и приводят к заключению, что матриархат не ограничивается одним конкретным народом, но знаменует собой [всеобщую] стадию развития культуры", предшествующую стадии патриархальной системы. Это была "культурная стадия, которая была подавлена или полностью уничтожена последующим развитием древнего мира".
Ещё до Бахофена универсальность в древних мифах, которая указывала на общую основу исторической реальности, была отмечена Максом Мюллером, который, однако, пришёл к выводу, что ключ к их толкованию был безвозвратно утерян. Большинством учёных девятнадцатого века, начиная Гримм и заканчивая Булфинчем, мифы интерпретировались как "проявления природных явлений, а персонажи историй как олицетворения [sic] природных сил", как замечает Сабин Бэринг-Гулд.
По Бэрингу-Гулду, согласно теории антропоморфизма в мифологии, "все герои представляют собой солнце, злодеи — демонов ночи и зимы, все копья и стрелы — молнии, а все коровы, овцы, драконы и лебеди — облака". Бахофен небезосновательно утверждал, что мифы в художественной форме отражают историческую реальность: "Все относящиеся [к матриархату] мифы воплощают в себе память о пережитых родом человеческим событиях".
Ранняя греческая история долгое время считалась набором сказочных фантазий –результатов плодотворного воображения Гесиода, Гомера и Геродота. Теперь же мы знаем, что Гомер, которого Александр Поуп называл "самым изобретательным поэтом", ничего не изобрёл. Археология показала, что Гомер в «Илиаде» был не более, чем пересказчиком событий, что Геродот был удивительно точен в своих описаниях древних народов, их истории и культуры, а Гесиод был скорее историком, чем мифологом: "То, что [Гесиод] имеет сказать о первом идиллическом состоянии человечества", – пишет Эрвин Роде, – "и его постепенном разложении подаётся не как абстрактное описание… но как классическое изложение произошедших событий — то есть, как история".
Накапливающиеся археологические свидетельства матриархальных начал нашего общества требуют радикального переосмысления истории человечества на земле. "Первичность матриархата не поддаётся сомнению", – пишет Грэйвс, – "вопреки патриархальному толкованию Ветхого и Нового Заветов". В работе Джеймса Хейстингса «Encyclopedia of Religion and Ethics»(«Энциклопедия религии и этики») утверждается: "наиболее часто повторяющимся процессом в истории мира остаётся переход от материнского права [матриархата] к отцовскому [патриархату]".
"Резкость антагонизма против теории матриархата наводит на мысль,… что он берёт своё начало в эмоциональном предубеждении против допущения столь чуждого ментальности нашей патриархальной культуры", – пишет Эрих Фромм.
Тем не менее, эта теория "была неопровержимо доказана", утверждает Джозеф Кэмпбелл, такими археологическими прорывами, как расшифровка критских табличек на линейным письме Б – "доэллинская сокровищница" – и недавними раскопками в Анатолии.

Чатал-Хююк

За несколько лет с 1964 года, когда Кэмпбелл написал те строки, в Анатолии, а именно в "самом старом городе в истории цивилизации" Чатал-Хююке, появились ещё более убедительные свидетельства теории Бахофена. С 1950 года археология неустанно ведёт исследовательскую деятельность, буквально раскапывая неопровержимые факты, которые заставляют историкинь и историков пересмотреть все свои представления о далёком прошлом человеческой истории.
Один из таких фактов – непредвиденная (некоторыми) древность цивилизованного общества у людей. Выяснилось, что общество девятого тысячелетия до н.э. – а это более десяти тысяч лет назад – было значительно более цивилизованным, чем многие общества последовавших исторических эпох. Вопреки популярному в последнее время мнению, что Анатолия избегалась людьми вплоть до появления там хеттов во втором тысячелетии, археологические находки свидетельствуют о том, что великая хеттская цивилизация "была не началом, но концом [авторский курсив] длительного периода развития. Она не была принесена", но развивалась здесь, согласно Жану Маркеде.
Недавнее "открытие анатолийского неолита произвело революцию в науку о доисторической эпохе Ближнего Востока" – и всего мира. Оно в пух и прах разбило принимаемую обывателями и до сих пор фигурирующую в учебниках популярную теорию о том, что наша цивилизация возникла в долине Тигра и Ефрата в Ираке среди семитского народа. Вопреки предыдущим убеждениям, Анатолия не была "колонизирована" семитскими или восточными народами Месопотамии и Палестины, но сама являлась источником этих и других цивилизаций и "важнейшим центром распространения культуры" на Ближнем Востоке и Эгейском море. Выяснилось, что народы Анатолии были преимущественно индоевропейцами, а керамика, найденная в Северной Анатолии, восходит к европейской Фракии и Дунайскому региону.
С 1966 года были написаны подробные доклады о трёх доисторических городах Анатолии: Мерсин, Хасилар, Чатал-Хююк, и все три приводят к единому выводу: древнее общество было гинекократическим, а его божество – фундаментально женского начала. Во всех вышеупомянутых местах раскопок "культ богини был господствующим", говорит Алкым, и господство её продолжалось на протяжении всего неолита и вплоть до бронзового века, потому как "в бронзовом веке среди прочих превалирует [по-прежнему] высшая богиня".
Джеймс Меллаарт, руководивший первыми раскопками Чатал-Хююка археолог, был потрясён подоплёкой первых открытий, сделанных на месте. То, что в сердце цивилизация в Чатал-Хююке стояли женщины, пишет он, "… очевидно". Меллаарт начал вести раскопки в Чатал-Хююке в конце 1961 года и продолжает до сих пор, поскольку древний город занимает более тридцати двух акров земли (ок. 13 га) и состоит, по крайней мере, из двенадцати уровней – город на городе, надстраивавшиеся годами, возможно, с 10,000 г. до н.э. Самая ранняя доступная радиоуглеродная датировка дает показания 7000 г. до н.э. - девять тысяч лет назад, - но внутренние данные предполагают, что городу могло быть более тысячи лет уже на тот момент; и тогда ещё не были зафиксированы нижние уровни города.
Написанный в 1966 году до завершения раскопок доклад Мелаарта свидетельствует о том, что Чатал-Хююк, каким бы не было его название десять тысяч лет назад, был не только матриархальным, но утопическим обществом: за тысячу лет не было развязано ни одной войны; у жительниц и жителей закрепилась упорядоченная структура общества; в поселении не проводились человеческие или животные жертвоприношения. Более того, животных оставляли в качестве питомцев и ухаживали за ними. Была распространена вегетарианская диета, так как животные содержались для молока и шерсти, не мяса. Никаких свидетельств насильственных смертей. Женщины были главами семейств и хоронились с почётом, в то время как останки мужчин бросали в специальные склепы. Что самое важное, верховным божеством во всех храмах была богиня.
Каждая из находок лишь укореняет идею Бахофена о том, как выглядели ранние матриархальные общества. В своём труде «Mutterrecht» («Материнское право»), изданном более чем за сто лет до открытия Чатал-Хююка в 1861 году, он писал: "Ветер чувствительного гуманизма пронизывал матриархальный мир, эту первобытную женскую расу, вместе с которой исчез с лица земли всякий мир… Матриархальные государства славились свободой от вражды и конфликтов… Матриархальные народы считали преступлением нанесение ущерба любому живому существу, даже зверю". Тем не менее, Алкым удивляется отсутствию оборонительных стен на первых уровнях Хасилара и поражается видимому отсутствию насилия по отношению к диким животным на настенных росписях Чатал-Хююка.
Таким образом, вера Бахофена в "историчность мифа" находит неожиданное подтверждение, ибо в Чатал-Хююке мы обнаружили подтверждение мифа о золотом и серебряном веках, когда люди жили плодами земли, пили козье молоко и "подчинялись матерям своим абсолютно".
В золотом веке иудеохристианский рай изображался "реками молока и мёда". Возможно, патриархальным иудеям и христианам современного мира невдомёк, что молоко и мёд символизируют именно феминное, женское начало. В маскулинном рае, коим является, например, исламский, подают вино. Молоко называют символом гинархии по очевидным причинам, а мёд поскольку медоносная пчела "являет собой женское начало природы. Жизнь пчелы показывает матриархат в его чистейшей и ярчайшей форме", а Аристотель считал пчелиное общество более развитым, чем человеческое.
"Греческие историкини и историки", в отличие от историкинь и историков христианской эры, "осознали важность понимания, что предания и мифы основаны на фактах", – пишет А. М. Хокарт. А потому в греческой школе мысли мифология золотого и серебряного веков принималась как отражение исторических событий эпохи. Теперь же у нас есть археологические доказательства правоты предположений греков.
Пожалуй, первостепенный интерес для изучающего доисторическую эпоху археолога, "искателя затерянных народов", представляютфизические доказательства (те, которые можно потрогать) тесной связи между анатолийцами и критянами в Чатал-Хююке. Нам уже известно, что бык являлся символом гинархии, а бычьи рога были фаллическими символами, посвящёнными богине. Несколько лет назад во время раскопок на Крите священность быка стала очевидной всем, как и популярность национального критского вида спорта "прыжков через быка" – игры, в которой можно было позволить пострадать игрокам, но не быку. В «Критии» Платон писал, что прыжки через быка были популярным видом спорта в Атлантиде, но поскольку древний Крит был забыт в классической Греции, а о руинах не было известно, современные ученые задаются вопросом, на чём основывался Платон, делая подобными выводы. Мы до сих пор этого не знаем, но теперь мы знаем, откуда критские люди почерпнули идею прыжка через быка – от анатолийцев Чатал-Хююка.
"Прыжки через быка", – пишет У. Бахадыр Алкым, Университет Стамбула, "– одну из излюбленных тем критской живописи – мы можем увидеть в настенных росписях в Чатал-Хююке", девять тысяч лет назад.
Важным открытием в Чатал-Хююке стало обилие бычьих рогов, найденных в храмах богинь, и их сходство с критскими и поздними эгейскими "рогами посвящения". Столь же большое значение имеет тот факт, что на стенах храма Чатал-Хююка было найдено изображение лабриса, священного двойного топора Крита, символа богини и матриархального правления. Двойной топор, "знак имперской мощи", был символом гинекократической власти как на Крите, так и у ликийцев, лидийцев, амазонок, этрусков и даже римлян. Он был найден в могилах палеолитических женщин Европы, захороненных 50 000 лет назад. Его изображения находят на священных камнях докельтского Стоунхенджа в Англии, что свидетельствует о тесной связи между Европой раннего каменного века, таинственными строителями Стоунхенджа и культистами топоров доисторического Эгейского мира и Анатолией. Ибо, как Бахофен не мог знать, но как мы теперь знаем, он был символом матриархальной власти в анатолийском Чатал-Хююке десять тысяч лет назад.
"Культ богини и поклонение быку", – заключает Алкым, – "это черты, общие для анатолийских Чатал-Хююка и Хасилара с одной стороны, и минойской религии с другой, что доказывает существование связи между Критом и Анатолией" в доисторические времена.
Другим открытием анатолийской археологии стало доказательство "раболепия мужчины" по отношению к женщинам, как выражается Меллаарт. Низшее положение мужского пола в древних обществах уже давно постулировалось учеными от Льюиса Генри Моргана и Бахофена до Бриффо и Грейвса. Но доказательств, за исключением более поздних преобразованных матриархатов Крита и Этрурии, не было. Теперь мы можем видеть, что в цивилизованных обществах от четырех до десяти тысяч лет назад мужчина действительно был "вторым полом", в то время как женщина считалась первостепенным.
Любопытны среди прочих открытий свидетельства в Чатал-Хююке вегетарианства, которые вынуждают нас внести изменения в ставшую уже привычной картину с пещерным человеком-охотником, который тащит на себе убитую добычу домой жене и детиням. Потому как мы видим – плотоядность была более поздним этапом развития в человеческой истории, и человек-охотник пришёл после человека-земледельца.
Однако первостепенный интерес представляют обнаруженные в Чатал-Хююке свидетельства того, что погребальные почести и почтительное захоронение предназначались в первую очередь женщинам. Этот феномен был обнаружен ранее в итальянской Умбрии и считался присущим этрускам тысячелетия, непосредственно предшествовавшего христианской эре. Но Чатал-Хююк демонстрирует, что этот обычай ни в коем случае не был присущ какому-то определённому народу, месту или времени. Мы обнаружим, что он преобладал в Европе и на Ближнем Востоке уже с 50 000 лет до н.э. вплоть до первых веков нашей эры.

У гробниц тоже есть языки
Патриархальные историки с удовольствием поддерживают жизнь мифа о традиции предавания земле женщин рядом с мужьями в древние времена, как это делали с собаками и лошадьми. Приравнивание женщин к животным, однако, является исключительно иудеохристианской идеей, и не существовало в досемитском Ближнем Востоке или дохристианской Европе. Отголоски слепой веры в заменяемость женщины можно услышать вплоть до 1943 года, когда некий археолог, описывая обнаруженную в микенской Дендре гробницу, предлагает следующую реконструкцию: "Затем слугу царя, его собаку и, возможно, жену [авторский курсив] укладывают на свои места, засыпают землей, а на засыпанные ямы кладут большие каменные плиты".
Автор опрометчивого вывода благоразумно использует осторожное "возможно" в отношении мученицы-жены; все последующие археологические исследования продемонстрировали полную невозможность любого подобного жертвоприношения жены в микенской или любой другой древней западной или досемитской восточной цивилизации. Гораздо более же вероятно обратное – мужчины хоронились в женских гробницах, как в случае с неизвестной египетской женщиной-фараоном, похороненной в Саккаре, или с шумерской царицей Шубад.
Подобно гробницам, обнаруженным в Чатал-Хююке, где скелеты погребённых с большей вероятностью были женскими, эти гробницы четвёртого тысячелетия в Уре и Саккаре всеми признаками говорят о древней первостепенности женщин. И, как и в случае с вышеупомянутой гробницей в Дендре, их значение было сначала неверно истолковано андроцентричными археологами, которые их обнаружили.
Когда в 1920-ых в Уре была раскопана великолепная гробница Шубад, по миру прошлась волна предположений о её личности. Разумеется, в первую очередь предположили, что она была женой некоего царя. Но какого? Поблизости не было захоронений никаких царей. Затем высказали гипотезу о том, что она могла быть "священной" невестой царя или бога, принесённой в жертву в какой-то доисторической агрикультурной церемонии. В 1939 году Ф. Бёль выдвинул мнение, согласно которому "в священном обряде бракосочетания могла быть убита невеста бога, однако куда менее вероятно, что аналогичная судьба постигала мужчину, исполняющего роль бога в таком ритуале". Ошибка, которую высмеяли более поздние исследовательницы и исследователи: в древних религиях ритуально приносился в жертву молодой муж богини-царицы, а не невеста царя-бога, поскольку цари-боги были несуществующим феноменом. Единственным мужским божеством, обнаруженным до сих пор в древние времена, был маленький ребенок, иногда изображаемый с богиней, как на настенных росписях в Чатал-Хююке.
Более того, Шубад, очевидно, не являлась девственной невестой. Останки царицы указывают на то, что она была женщиной сорока лет, зрелой и царственной. Очевидно, она была самодержицей; тот факт, что её имя не фигурирует в шумерских списках царей до потопа, указывает лишь на то, что она, как и многие другие древние царицы, стала жертвой позднего редактирования историками-маскулистами.
Неизвестная царица-фараон, похороненная в Саккаре примерно в то же время, что Шубад в Уре, также не упоминается в учебниках истории. Ослепительная роскошь её гробницы, однако, не оставляет никаких сомнений в том, что когда-то она была могущественной монархиней. Внутри захоронения рядом с ней были найдены кости бесчисленных мужчин с орудиями их ремёсел, которые были принесены в жертву и похоронены вместе с ней – "мастера, которые будут служить умершей в загробном мире". Если чья-нибудь христианская душа содрогнется при этом свидетельстве человеческих жертвоприношений, да будет ей известно, что ранние христиане и даже сам Иисус приносили в жертву живых животных; разница заключается лишь в степени, не в характере.
Когда в девятнадцатом веке были обнаружены гробницы в итальянской Тоскане, открытия стали ошеломляющими. В каждой гробнице почётное место было предназначено для materfamilias, матриарха семьи. Столь непреложным было это правило, что Раньеро Менгарелли, археолог в девятнадцатом веке,"сформулировал новый закон: в этрусских гробницах тело мужчины, слева, располагалось на клинии (платформе); женщины, всегда справа, в саркофаге… По-видимому," – пишет Жак Хергон, – "цель этого разделения состояла в том, чтобы убедиться, что определенная категория захоронений — женские — будет иметь более священный характер… Саркофаг выполнял функцию своего рода реликвария, в котором хранились особо ценные [авторский курсив] останки".
Очевидное почитание женщин в Этрурии нашло отражение в гробницах, недавно найденных в Чатал-Хююке в далёкой Анатолии, где "привилегированные захоронённые, найденные в святилищах,… в большинстве своём, если не все [авторский курсив],… женского пола". Ещё один отголосок нашёлся в отдалённом Уэссексе, в Англии пятого тысячелетия, где, как пишет Дж. Ф. С. Стоун: "Похоже, что обряд погребения в круглых курганах предназначался в основном для женщин" затем в палеолитической Европе пятидесяти пяти тысяч лет назад. Согласно Фредерику-Мари Бергуниу, большее количество захоронений того периода были местами упокоения для одиночных, богато украшенных, женских [авторский курсив] скелетов". Очевидно, почитание женщин было древним и давним обычаем человеческого рода.
С 1943 года археологические свидетельства такой всеобщей филогинии начали появляться по всей Европе. В Микенской Греции подавляющее количество гробниц, раскопанных за последние годы, оказались пустыми – результат работы древних расхитителей могил. Учёными предполагалось, как и следовало ожидать, что самые великолепные из этих расхищенных гробниц принадлежали царям, однако одна из немногих усыпальниц, которые были обнаружены нетронутыми, щедро усыпанная богатствами и сокровищами, оказалась местом захоронения маленькой девочки: "маленькой девочки, которая была погребена в этой глубокой могиле с большим набором драгоценных украшений", – сообщает Г. Э. Милонас. – "Череп её украшала золотая диадема с подвешенными к ней бусинами из подобия хрусталя и минерала аметиста".
Патриархальный миф подарил нам волнующую традицию доисторических европейских захоронений, в которых великий вождь покоится со своим верным конём, верными вассалами и многочисленными жёнами — все были погребены при этом заживо, согласно «реконструкции» Акселя Перссона. Во-первых, все наши европейские предки — будь то кельты, греки или римляне — были моногамны. Во-вторых, великий «вождь», найденный в типичной кельтской могиле, по строению на поверку оказался гораздо больше похож на женщину, чем на мужчину.
В 1954 году в Райнхайме, неподалеку от Саарбрюккена (Германия), археологи обнаружили могилу кельтской женщины четвёртого века до н.э. Она была объявлена самой богатой кельтской могилой из когда-либо обнаруженных, пока аналогичная могила женщины не была найдена во Франции в Виксе недалеко от Шатийон-сюр-Сен. В обоих захоронениях было много золота, больше, чем когда-либо было обнаружено в могилах кельтских воинов. Вместе с телами обеих женщин были найдены золотые браслеты, кувшины, кубки и ожерелья, обе могилы были обиты тяжелым дубом такой толщины, что остатки досок всё ещё сохранились спустя двадцать три столетия под землей. Обивка дубом – особенность, которой ещё не было обнаружено ни в одной кельтской мужской могиле в Европе или Великобритании. "Словно они считали женщин высшей сущностью", – говорит Хергон об этрусках, и дубовая обивка служила "своего рода реликварием, защищающим особо ценные останки".
Золотые ожерелья-торки стали самым интригующим объектом из найденных в кельтских женских могилах. Торки было типично кельтским украшением, похожим на открытый спереди хомут, которое носили на шее кельтские мужчины. Такие ожерелья можно найти на картинах и скульптурах галльских и британских воинов, сохранившихся с римских времен, особенно на известной скульптуре умирающего галла, но никогда не на женщинах. Тем не менее, цитируя знатока кельтской культуры Т. Д. Э. Пауэлла, "любопытно, что наиболее роскошные торки находятся в женских [авторский курсив] гробницах. В мужских воинских захоронениях подобных объектов практически нет", – а немногие обнаруженные сделаны из бронзы. –"Бронзовые торки известны нам по раскопкам некоторых могил воинов; и всё же для живых, в отличие от мертвых, торк был преимущественно мужским украшением". Почему же тогда в подавляющем большинстве они обнаруживаются в женских могилах? Почему сделаны из золота для женщин, но из бронзы для мужчин?
Пауэлл тоже терзается таким несоответствием, а потому выдвигает несостоятельную гипотезу, типичную мужскому умозаключению: "Можно лишь предполагать причину отсутствия золотых ожерелий в мужских захоронениях", добавляет он; "например, мужской торк также мог передаваться по наследству как символ главенства в семье или племени" , то есть, надо полагать, передавался от отца к сыну. Смелая попытка, которая, однако, не объясняет преобладание золотых ожерелий в женских захоронениях, время от времени попадающиеся бронзовые торки в мужских, не объясняет и что в таком случае произошло с золотыми торками, переданными отцами сыновьям. Очевидно, ожерелья из золота не могут просто раствориться в воздухе, и непременно были бы найдены во время раскопок, если вообще существовали.
Куда более вероятно, что золотой торк был своего рода символом верховной власти, в то время как бронзовый считался чем-то вроде клейма воина, указывавшего на долг служения и верность владелицам золотых ожерелий – женщинам.
Примечательно, что диаметр золотых торков в среднем составляетшесть–шесть с половиной дюймов (15,5-17 см), а бронзовых – от восьми до восьми с половиной дюймов (20,5-22 см). Поскольку шестидюймовое нашейное украшение задушило бы крупного кельтского мужчину, а женщины не носили торки в повседневной жизни, кажется более чем вероятным, что маленький золотой торк был просто символом – символом власти, преданным земле вместе с владелицей, чтобы указать на её статус "главенства в семье или племени".
В альтернативной гипотезе Пауэлла предполагается, что торки в женских захоронениях "могли быть украшениями для головы". Это объяснение легко опровергается обнаруженными среди золотых находок диадемами – очевидными украшениями на голову – например, в захоронениях девочки из Микен и Леди из Викса. Нет. Золотые торки, – это, скорее всего, остатки святынь, связанных с древней матриархальной цивилизацией, как, например, топоры-лабрисы и золотые чаши Эгины, Аргоса и кельтской Британии, которые, согласно Геродоту, считались священными у кельтов – "золотые реликвии, упавшие с неба".
"От реки Тигр в Азии до Португалии, – пишет Бергуниу о палеолитической Европе и Малой Азии, – "можно найти ритуальные изображения богини.… В Шампани, во Франции, её изображают с топором в руках" – пятьдесят тысяч лет назад!
И почти на всех этих древних изображениях великой богини пятидесятитысячелетней давности она, "источник всего прекрасного и ужасного", как описывает её Бергуниу, изображена с "кручёным ожерельем [авторский курсив]". Что есть "кручёное ожерелье" как не торк?
Бычьи рога, найденные в храмах богинь в Чатал-Хююке, по словам Алкыма, это "прообразы 'рогов посвящения', изображённых в критских дворцах гораздо более позднего периода". Эти эгейские "рога посвящения", как пишет Р. Э. М. Уилер, были не чем иным, как золотыми торками поздних кельтов Европы.
Золотой хомут Геродота, "кручёное ожерелье" палеолитической Европы, бычьи рога неолитической Анатолии, рога посвящения высокоцивилизованного Крита и Эгейского моря бронзового века, золотой торк кельтской Европы, все они являют собой один символ – поклонения богине, матриархального правления и женского превосходства во всем древнем мире.

Переводчица: Daria Sokolova

Авторка: Э.Гулд