Мы настолько привыкли мыслить мужскими категориями, что даже не замечаем этого...
Мы говорим «проститутка» вместо «проституированная женщина». Словно женщина сама является источником того, что её тело продают и покупают мужчины для изнасилований. Мы говорим «отец», в то время как мужчина не имеет никакого отношения к детям. Он не вынашивал, не рожал, он не воспитывал. Слово «отец» вообще должно быть стёрто из нашего дискурса. Мужчина не может создавать. Мы говорим «общество» или «человечество» вместо «мужчины» и «женщины», забывая о том, что мужчины никогда не были ни обществом, ни человечеством. Мы говорим «история», забывая о том, что подлинная история не имеет никакого отношения к официальной, написанной мужчинами, ведущейся от установления патриархата, и учитывающей только борьбу мужских военных группировок за территории и ресурсы. Мы утверждаем, что должны бороться за право женщины сделать аборт. И мы забываем о том, что должны бороться за то, чтобы ни одна женщина никогда в своей жизни не могла быть подвергнута риску нежелательной беременности. Мы называем мужчин «отцом», «братом», «сыном», забывая о том, что мужчины нам не родственники и не друзья, а патриархат — это буквально и фигурально - матереубийство. Мы говорим о том, что должны бороться за закон о внедрении Шведской модели борьбы с проституцией, а не о том, что должны бороться с настоящей причиной проституции - мужчиной и его спросом на женское тело. Мы наивно полагаем, что новые законы могут привести к равенству. Но какое может быть равенство с мужчинами, если они нам изначально не равны? Как законы могут сделать женщин свободными, если эти законы контролируют мужчины? Мы называем последствия мужских хищнических действий «глобальными проблемами», забывая о том, что мы к этому не причастны. Мы, женщины, не выкашивали сотни видов животных, мы не загрязняли воздух ради прибыли, мы не лили нефть в океаны, мы не устраивали геноцид целых народностей. Зачем брать вину мужчин на себя? Они нам не друзья и не родственники. Мы настолько боимся сказать правду, что даже не способны сформулировать имя нашего врага. Мы не пишем об этом книг. Не пишем об этом постов. Мы не говорим об этом подруга с подругой. Мы боимся назвать имя врага, как во вселенной Гермионы Грейнджер боялись назвать имя Волан-де-Морта. Мы настолько привыкли рассуждать мужскими категориями, что даже боимся говорить о себе в женском роде. «Авторка», «врачиня», «адвокатесса» нам «режут слух», «коверкают великий русский язык». Если мы не можем принять даже феминитивы, то какая может быть речь об освобождении женского сознания от мужчин? Нам стоит поработать над этим. Самые прочные цепи у нас в головах.
